Печать

Лобанова Л.

Семья у Сашки была небольшая: отец, мать и он, сын. Материально жили неплохо: свой дом, машина, дача. Мать была прекрасной хозяйкой, только вот всё время пилила отца: то получка невелика, то с кем-то поговорил не так, то дома что-то не так сделал. Не потому пилила, что отец был таким плохим, просто характер был строгим, вечно её что-то не устраивало. Она считала, что таким образом наводит порядок в семье. Сашке тоже часто доставалось, но основной огонь всегда принимал на себя отец. Так и жили, вроде бы благополучно, но матери всегда побаивались.

В том же квартале, через два дома, жила Люба. Была она года на два моложе Сашки, поэтому особого внимания он на неё не обращал, хоть и учились они в одной школе, – малолетка. Жила Люба с бабушкой, отца её никто никогда не видел, а мать находилась далеко, в другом городе, и не удосуживалась навещать маму и дочку. Бабушка смолоду работала на заводе, а потом, выйдя на пенсию, стала подрабатывать там, где могла устроиться – мыла подъезды, сторожевала. Жили очень скромно. Люба росла мрачноватой, диковатой девчонкой, держалась замкнуто, в школу ходила одна, подруг не имела, и уж тем более никогда активисткой в классе не слыла, однако и в тихонях не ходила – всегда за себя постоять умела. Поэтому никто из ребят её не трогал. Она не была красавицей – среднего роста, крепкого сложения, смуглое лицо, карие глаза. Но из других её выделяло то, что она не стригла волос, и они, заплетённые в тугую тёмную косу, доставали ей почти до колен. Коса эта была в школе притчей во языцех. Мальчишка, однажды привязавший её к парте, был жестоко Любой избит, в школу вызывали бабушку, был огромный скандал, потом дело как-то уладилось, но больше к заманчивой косичке, как бы ни хотелось, никто не притрагивался. Вот эта самая коса и притягивала всегда к девчонке восхищенные взгляды прохожих на улице.

Когда Сашке исполнилось 16, ушёл из дома отец. Ушёл сразу и внезапно, словно выскользнул. Случилось это под Новый год, Сашка спал, а наутро мать сообщила ему, что теперь они будут жить вдвоём. Соседи шептались: ”Лопнуло терпение у мужика”. Мать с тех пор сильно изменилась, всё время плакала, никак не могла понять, каким образом, прожив с ней столько лет, отец смог уйти к другой женщине. Она даже пыталась вернуть его, спрятав свою гордость, но это не помогло, и тогда она всю свою “любовь” направила на сына. Сашке от постоянных нравоучений и наставлений места в доме не хватало, и он был готов бежать куда глаза глядят. Но поскольку изобилием друзей страдать не приходилось, а из имеющихся в основном были сыновья знакомых матери (она за этим следила строго), то и сбежать было не к кому. Часто просто слонялся по улицам, лишь бы дома не сидеть. Как-то осенним днём, идя из школы, он пинал с досады опавшие кленовые листья, моросил дождик, по такой погоде не погуляешь. Впереди так же медленно шла Люба. Временами она наклонялась и поднимала с земли то один, то другой ярко-жёлтый лист и собирала их в букет. Сашка увлёкся наблюдением и, когда она зашла в свой двор, почему-то повернул за ней. Странно, но она даже не удивилась, обнаружив за собой такой “хвост”. Во дворе она села на лавочку под навесом, затем подвинулась, предоставляя место Сашке. Он молчал, не зная, с чего начать разговор, и она в тишине перебирала пальцами собранные листья. Они сидели на этой лавке рядом, как два промокших воробья на ветке, и думали каждый о своём. Сашке вдруг показалось странным, почему, проходя мимо этого двора по пути из школы и в школу в течение стольких лет, он ни разу не бывал здесь, он почти не знает эту свою соседку, которая сейчас сидит рядом с ним. Он всегда считал её малышкой, а ведь ей уже 15, и она стала довольно привлекательной девчонкой. Она совершенно непохожа ни на одну из одноклассниц, которые красятся, модно стригутся, всё время вертятся перед зеркалом, поправляя свои короткие юбчонки, и дразнят мальчишек, а потом оглушительно визжат, когда те начинают их хватать. Сашка почти не интересовался ими, но в эти минуты его охватило какое-то загадочное ощущение чего-то до сих пор неизведанного, какое-то необъяснимое состояние души, имя которому – Люба. Он хотел обратиться к ней, но неожиданно обнаружил, что язык не поворачивается произнести это имя.

-Ты не замёрзла? – чужим голосом промямлил он. Она повернула к нему лицо и посмотрела прямо в глаза. Внутри у Сашки что-то оборвалось. Люба улыбнулась только уголками губ, покачала головой и снова устремила взор на букет кленовых листьев.

-Ну, я пойду? – спросил Сашка. Люба кивнула.

Сашка не мог понять, что с ним случилось с тех пор. Перед глазами постоянно появлялся этот грустный карий взгляд.

Для Любы, как и для Сашки, это был последний год в школе. Она собиралась поступать в медучилище, да и бабушка стала часто болеть, приходилось помогать ей в работе, не говоря уже о домашних хлопотах, которые полностью были на Любиных плечах. Прошли новогодние праздники, последние зимние каникулы. В школе они с Сашкой почти не виделись. Он специально искать встреч не решался, к тому же ему необходимо было время разобраться в себе и своей жизни. Дома грызла мать, она хотела как лучше, но доставала своим “воспитанием”. Последний школьный год требовал определённых усилий для получения приличного аттестата и последующего поступления в институт. Об армии мать и слышать не хотела.

Был морозный солнечный зимний день, прекрасное настроение. Сашка не торопясь шёл домой после уроков. Вдруг его обогнала Люба и зашла в свой двор. Он направился следом. Девушка повернулась, внимательно посмотрела на него и пропустила в калитку. Сашка сел на “своё” место на лавочке и улыбнулся. Она присела рядом и повернула к нему лицо, выражающее удивлённое ожидание.

-Ты не замёрзла?- смеясь, спросил Сашка.

-Замёрзла,- рассмеялась и Люба.- Зайдёшь?

Когда Сашка зашёл в дом, Люба объяснила, что ей приходиться заниматься всей домашней работой, на это уходит практически всё время, поэтому гулять ей некогда, и, если он хочет, может ей помочь. Сашка занялся чисткой картошки. Оказалось, что, в отличие от собственной, эту картошку было чистить гораздо интереснее. Они разговорились и нашли много общих тем и интересов.

Сашка стал часто заходить к Любе, ему нравилось болтать с ней, учёба при этом, конечно, начала “хромать”, и матери тут же доложили, в чём причина. “Нашёл подругу! - орала она.- Имя-то даже какое-то недалёкое – Люба!” В тот день Сашка твёрдо решил, что поступать в институт будет в другом городе.

Встречи продолжались, однако стали редкими и короткими. Сашка строил новые планы и не замечал, что соседка становилась всё серьёзнее и задумчивее.

В один из дней после выпускного бала он зашёл к ней вечером. Люба, казалось, была чем-то очень озабочена, парнишка пытался её развеселить, но напряжение не спадало. Так случилось, что в эту ночь её бабушка была на дежурстве, и мама Сашки тоже работала в ночную смену. Они долго разговаривали о прошедших уже школьных годах и о той будущей взрослой жизни, в которую теперь им предстоит войти. Эти юные создания быстро сблизились. Им обоим недоставало тепла и ласки в их семьях, и они стремительно потянулись друг к другу. Наверное, они просто хотели согреть свои души в горячих волнах первого трепетного чувства. Но это был как раз тот возраст, когда “ещё нельзя, но уже хочу”. И “Её Величество Природа” отпустила “тормоза”. Столь взрослый опыт у них был впервые, всё произошло быстро и, как первый блин, комом. На рассвете оба сидели смущённые и притихшие, но каждый расценивал случившееся по-своему. Сашку мучили стыд и досада. Он никак не мог понять, почему такие моменты люди называют счастливыми. Где-то в глубине души оседало чувство собственной вины, причину которого он сам себе не мог объяснить. Они пили чай, но разговор не клеился. “Я скоро уезжаю”, - с тяжёлым вздохом выдавил Сашка, ожидая, что сейчас она начнёт плакать и просить, чтоб остался, и тогда чувство этой самой вины начнёт расти как на дрожжах, потому что он окончательно и бесповоротно решил уехать из этого города. Собственно, и к Любе-то зашёл, чтобы попрощаться, а вышло всё совершенно иначе. Ему бы не хотелось отбиваться от угрызений совести. Но прошедшая ночь, на удивление, не стала средоточием прощаний и обещаний. Его подруга лишь понимающе кивнула и сказала: “То, что произошло, никого ни к чему не обязывает, мы оба хотели этого”. Однако в глазах её поселилась грусть. Сашка облегчённо выдохнул и заулыбался: “Не на всю жизнь ведь уезжаю, мы соседи, видеться будем часто”. Люба кивнула с надеждой.

В это лето Люба подала документы в медучилище, а Сашка уехал в далёкий край поступать в институт на такой экзотический факультет, по окончании которого найти работу в родном городе практически невозможно…

В комнате общежития их было трое. Жили весело, ребята любили пиво и девчонок. Денег на такие увлечения, естественно, не хватало. Приходилось подрабатывать по вечерам, зато в выходные могли позволить себе оттянуться по полной программе. Сначала Сашка чувствовал себя неловко в такой обстановке, но довольно скоро освоился. Девчата приходили весёлые и активные, всё случалось само собой. Было просто и никаких обязательств. Правда, спустя некоторое время накатила одна неприятность: из общежития ребят попросили удалиться (чудом удалось удержаться в институте), и они вскладчину сняли маленькую гостинку в одном из отдалённых микрорайонов. Чтобы жить в ней, зарабатывать пришлось больше, но зато и веселиться стало спокойнее. Девчонок через Сашкины руки прошло столько, что он и счёт им потерял. Уже давно он оправился после того первого неловкого опыта в Любином доме, честно говоря, и думать об этом забыл. Теперь он стал уверенным в себе мужиком, настоящим покорителем женских сердец. Но иногда по ночам ему снился сон: тихий девичий шёпот, горячие ладони на его спине, ощущение полёта и счастья, от которого хочется смеяться и плакать. А потом он проваливался на дно какой-то огромной чёрной ямы, и там, в сумеречной пустоте, из полузабытья воскресали грустные карие глаза, смотрящие с укором и болью. В такие дни он просыпался разбитый и угрюмый, с самого донышка души поднималось разбуженное чувство вины. Но Сашка мучился недолго, от этой напасти быстро нашлось лекарство: бутылочка пивка или стаканчик винца быстро загоняли обратно нежелательное ощущение, и снова по всему телу расходилась волна тепла и самоуспокоения.

Писем он не писал никому, и его никто не беспокоил. Конечно, от такой разгульной жизни страдало то, ради чего он вообще находился в институте – учёба. В первый год дело кончилось тем, что он практически не сдал сессию, и пришлось всё лето пыхтеть, разбираясь с “хвостами”, чтобы не выперли из института. Потом он пообвыкся совмещать одно и другое, и по окончании второго курса наведался к матери, правда, ненадолго. Как бы невзначай поинтересовался Любой. Мать сказала, что её почти никто не видит. Год назад серьёзно заболела её бабушка, оставила дежурства, а на одну её пенсию прожить было невозможно. Люба училась и подрабатывала в больнице. Недавно бабушка умерла, а Люба уехала на лето, видимо, чтоб заработать денег на следующий год обучения.

Следующий Сашкин приезд состоялся ещё через два года. Мать жаловалась на здоровье, на его, Сашкино, наплевательское отношение к ней, а про Любу сказала, что она ещё с третьего курса загуляла, все говорят, что ездила в областной центр, где её никто не знал, и там зарабатывала проституцией. По окончании училища она вообще туда уехала, а спустя год вернулась, да не одна, а с ребёнком, теперь работает в городской больнице в онкологическом отделении, обслуживает всех докторов по ночам, и ей разрешают брать ребёнка на дежурства. На улице она ни с кем не разговаривает, и её все стороной обходят. То ли струсил Сашка после таких новостей, то ли прошлое не захотел ворошить, но решил, если уж так, значит так, незачем и видеться.

Последний год учёбы был сложным. Одного из друзей отчислили из института, и он отправился на службу в армию. Пьянки да гулянки уже утомляли, под угрозой была защита дипломного проекта. Сашка вернулся в общагу и засел за учёбу. Как ни странно ему самому казалось, но делал он это с энтузиазмом. Мать часто стала писать, что очень болеет, и быстрее бы он, сын, доучивался и возвращался к ней. В Сашкины планы это никак не входило, он собирался работать в Сибири, такие письма его злили и раздражали, он знал материн характер, и считал их уловками заманить его опять как объект воспитания. Не насторожила его и последняя её весть о том, что лежит в больнице, в отделении работает Люба, и ей, матери, от этого легче, потому что хоть одно лицо знакомое, и, хоть не любила она её никогда, но та всегда такая приветливая, доброжелательная и заботливая, что и боль отступает.

После защиты все поехали “гудеть” на три дня на озеро. Сразу после Сашкиного отъезда принесли срочную телеграмму, но адресата она уже не застала…

Вернувшись в родной город, он зашёл в больницу расспросить об обстоятельствах смерти матери. Ему сказали, что последние её дни Люба ухаживала за ней как сиделка, все похоронные расходы взяла на себя. На вопрос, как увидеть её, ответили, что уволилась, и собирается уехать из города, как только продаст дом.

Всю неделю Сашка не выходил из дома, пил и плакал. Казалось, конца и края не будет его горю. Казалось, нет места в его теле, которое не заполнили бы отчаяние и стыд за свою глухоту и бесчувствие. Его терзало ощущение гадливости к самому себе за то стремление к фальшивой свободе, которое убило мать, которое толкнуло хорошую честную девчонку на вынужденную “платную любовь”, потому что так и не дождалась она его, единственного.

А в это утро Сашка не стал пить. Он достал семейный альбом и долго рассматривал ту фотографию, на которой он, ещё младший школьник, вместе с матерью. Затем он убрал в комнате, побрился, надел новый костюм и поехал на кладбище. Он даже не плакал там, больше не было слёз. Сашка долго сидел на коленях возле небольшого холмика и обдумывал свою дальнейшую жизнь…

Вернувшись на родную улицу, он на секунду замедлил шаг возле своего дома, а затем твёрдо и решительно пошёл дальше. Он шёл поступью серьёзного взрослого человека, который раз и навсегда определился и всё расставил по своим местам. К этому решению надо было идти несколько лет, чтобы сейчас сделать несколько шагов. Главное, снова не опоздать. Возле знакомой калитки он остановился перевести дух от волнения. Вечерело, в окнах уже горел свет. “Успел”,- подумал Александр и, уверенно войдя во двор, направился навстречу своей новой жизни, требующей от него взвешенных решений, зрелых поступков, мужской ответственности за судьбы жены и сына Сашки.

Лариса Лобанова

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter