Мир так устроен, что на жизнь каждого человека, общества, поколения обязательно приходятся свои потрясения и трагедии, личные и глобального масштаба. А зачастую отдельные трагедии сливаются в одну общую, как малые ручьи, сливаясь, превращаются в Большую Воду. О большой воде, которую не однажды пришлось пережить орчанам, и пойдет речь.
Когда в августе 1735 года экспедицией И.К. Кириллова «торжественно, с большим церемониалом» был заложен город в месте впадения реки Орь в Урал, никто не мог предположить, насколько это место окажется неудачным. Уже после перенесения г. Оренбурга в другое место «…весной 1749 года в Орской крепости было большое наводнение, причинившее много бед. Нанесены повреждения как казенным, так и гражданским сооружениям, а особенно имеющейся церкви». К сожалению, более подробных сведений найти не удалось ни в архиве, ни в краеведческом музее. О том, какое несчастье постигло орчан можно только предполагать, сопоставляя с фактами наводнений других более поздних лет.
1942
О наводнении 1942 года есть возможность судить более определенно по сохранившимся архивам и воспоминаниям очевидцев.
Был конец апреля. Воскресный день лихой военной годины. Люди шли на колхозный рынок – кто продать, кто прикупить, а кто и обменять скудные харчи. Ничто не предвещало беды. Урал уже разлился, но паводок был небольшим. В толчее и сутолоке базара люди не сразу заметили надвигающуюся стихию. Вода шла высоким валом. Народ в панике бросился к своим домам. По воспоминаниям старожилов, тех, кто замешкался в отчаянной попытке спасти имущество (на колхозном рынке размещались городские склады, конюшня, павильоны, гараж), накрыло волной.
Вода шла настолько стремительно, что люди едва успели похватать кое-какие пожитки да своих детей и побежали к Преображенской горе.
Из воспоминаний очевидцев:
— В 1942 году мне было 9 лет, но наводнение навсегда врезалось в мою память. Наш дом был на 2-ой улице. Паводок никогда прежде не доходил до нашей усадьбы. Вот и на этот раз, несмотря на то, что вода неожиданно хлынула огромной волной, до нас она не добралась. Помню, у нас весь дом был битком набит народом. Люди сплошь лежали на лавках, на полу, даже во дворе. Ночь вода снова стала прибывать, дошла и до нас. Люди ушли выше на гору, а наша семья перебралась на крышу. Это была страшная ночь. Тьма наступила непроглядная. Никто не спал. Слышно было, как время от времени со странным звуком, похожим не то на громкий вздох, не то на стон, рушился очередной дом. Днем я видела, как напротив нашего двора завалился саманный дом. Стоял, стоял и вдруг разом осел в воду, только крыша, держащаяся на сваях и печной трубе, осталась. Но страшнее всего было слышать призывы людей о помощи и душераздирающие вопли гибнущих животных. В темноте да по воде звук издалека доносится.
Разбирая архивные документы, мне удалось установить, что во время наводнения 1942 года были затоплены Старый город, Форштадт, Биофабрика, пос. Первомайский и Набережный, пл. Гагарина и ул. Строителей, территория ОМЗ, часть территории с жилыми домами ЮУНК, пос. мясокомбината. Список пострадавших предприятий только Ворошиловского района состоял из 32-х пунктов. Были размыты часть дамбы, шоссейная дорога в пойме реки, снесено семь мостов, разрушены высоковольтные линии электропередач и электролинии внутри города. Под водой осталось большое количество техники. В марте 42-го был пущен в строй Гормолзавод, разместившийся в здании бывшего кожевенного завода на берегу Ори. 27 апреля помещение завода было затоплено на три метра. 30 апреля поднявшийся сильный ветер сорвал и унес два жилых дома, принадлежащих заводу, саманные здания завалились, сорвано и повреждено оборудование. Все эти сведения из докладной, которая заканчивается просьбой перенести завод на более удобное, соответствующее специфике, место. Из 5125 домов, попавших в зону затопления полностью разрушены – 1493, полуразрушены – 2508, остались не повреждены – 1124. Надо помнить, что тогда в Орск приехало множество эвакуированных. Дома строились из чего придется, нередко просто вырезались земляные блоки и из них складывали стены или из самана (кизяк, глина и бурьян – солома была в цене, — замешивались, лепились кирпичи и сушились на солнце). Вот строки из отчета об обследовании жилых домов после наводнения: «…пока это все стояло на месте и было кое-как и кое-чем слеплено и скреплено, то представляло собой «здание», теперь это – кучи хлама. Оценить в денежном выражении не представляется возможным». Кроме вышеперечисленного, в голодный военный год погибли в воде столь драгоценные по тем временам продукты: растительное масло, мука, сахар, чай, спирт, мыло, сода, уже выпеченный хлеб, корма, сено, зерно, крупы и многое другое.
Горожане, в спешном порядке покинувшие свои жилища, вынуждены были наблюдать, как мимо проплывают столы, шифоньеры, стулья, оторванное крыльцо с примостившимся на ступеньке петухом, раздувшиеся трупы животных. Люди разместились где могли: на верхних этажах 49-ой и 10-ой школ (нижние были затоплены), в здании педучилища (ныне военкомат), в кинотеатре и прямо под открытым небом на Преображенской горе. Здесь же находились домашние животные, которых успели спасти. Коровы мычали во весь голос от переполнившего вымя молока. И люди их доили прямо на землю, чтобы уберечь оставшуюся скотину, не разбирая, где чья корова. Днем прилетали «кукурузники» и сбрасывали мешки с хлебом. Ночью гора сплошь покрывалась огоньками костров. А вокруг, куда только глаз хватало, плескалась безбрежная гладь воды. И так восемь дней, пока не начала спадать вода.
Из воспоминаний очевидцев:
— Мне в 42-ом было восемнадцать. За год до этого умерла мама. Я осталась с братишкой и сестренкой, которые еще в школу не ходили. На территории монастыря располагалась военная часть, а военные были расквартированы по частным домам. Двух солдат пустила и я: чем-то надо было кормиться. Вот они-то и спасли нас тогда. Вода пришла очень быстро. Я едва успела закинуть на крышу ребятишек. А одеяло стеганное и чулок с жареной пшеницей доставала уже по грудь в ледяной воде. С крыши видно было, как вода валом неслась в сторону вокзала. Страшно. А тут еще лошадь прямо на наших глазах утонула. Ее дядька мой привел и на кучу навоза поставил. Куча развалилась, лошадь по двору плавает и вместе с ней вещи всякие, в том числе и чугунок большой. Каким образом этот чугунок ей на голову наделся, ума не приложу. Только она тонуть скоро стала. (Знающие люди утверждают, что лошадь плохой пловец, корова и та держится на воде дольше.) Ребятишки в голос кричат, у меня сердце разрывается, а помочь ничем не могу. Вода все поднималась. Мы бы тоже, наверно, утопли, но за нами мои постояльцы на лодке приплыли. От нашего дома до казармы два квартала, это расстояние мы 12 часов плыли. Лодку все время сносило, цепляло, разворачивало. Сначала мы в казарме были, потом на крышу перебрались. Холодно нестерпимо. Дождь по железной крыше барабанит. Ветер до костей пробирает. А мимо гробы проплывают – кладбище, что напротив, размыло. На другой день нас всех на гору переправили.
Из отчета о нанесенном паводком ущербе следует, что в воде погибло 251 голова крупного рогатого скота, 194 – мелкого, 42 – лошади. И это только государственного, погибших животных с частных подворий никто не считал. В распоряжении председателя исполкома Горсовета тов. Милованова К.А. директору мясокомбината сказано, что следует срочно сколотить плоты для «вылавливания» трупов животных, которых следовало «использовать по назначению», а непригодных в пищу – списать в утиль. Погибших животных действительно собирали, иных разделывали прямо на месте, мясо промывали в речной воде и тут же варили.
Сведений о человеческих жертвах в документах нет. Только в одном акте об обследовании частного сектора поселка Набережный есть такая оговорка: «…Хозяев не нашли, и никто о них не знает. Все поместье снесено водой». Но все старожилы в один голос утверждают: людей погибло много. И это неудивительно. Мало того, что вода пришла стремительно, ко всему прочему, такой воды не ждали. Многие остались в своих домах, в надежде переждать паводок на крышах и чердаках. Они не рассчитывали, что вода будет неумолимо подниматься и подниматься. А никаких плавсредств практически не было. Старожилы говорят, к 10-ой школе приставали плоты, закрытые брезентом, под брезентом – уложенные рядами трупы. Куда трупы отправляли потом, неизвестно – любопытных ребятишек милиция разгоняла.
К 5-му мая большая вода сошла, но осталась принесенная ею беда. Люди возвращались к своим домам и чаще всего находили там лишь развалины. На плетнях и заборах висели трупы коз, собак, кур. Лежали вырванные с корнями деревья.
В документах чаще всего фигурируют сухие сводки и цифры, но иной раз из-за скупых строчек отчетов вдруг проглянет истинная сущность человека, составлявшего его. Прочитав, например: «…домашнее движимое имущество нами не учитывалось. Разбери теперь, что у них было, а чего не было», ясно представляешь знакомого и по нынешним временам закостенелого бюрократа, которому, в общем-то, нет никакого дела до чужой беды. Или вот в отчете о понесенном ущербе заместителя директора Горпромкомбината тов. Эрснбурга после подробного перечисления того, что пострадало и какие меры принимаются, следует: «Явка на работу, начиная с 5-го мая удовлетворительная, за исключением трикотажного цеха. Причина та, что почти все работницы пострадали от паводка и не могут покинуть своих семей, находящихся под открытым небом», и далее «…Значительно хуже положение самих рабочих, из 182 человек 7 не пострадали от паводка. Остальные 175 – пострадали. Из них большое количество и вовсе разоренных, оставшихся без крова и вещей. Свыше 20-ти рабочих и служащих, у которых никаких надежд на восстановление не имеется». Далее следует просьба разрешить отдать пострадавшим под жилье здание, принадлежащее комбинату, и занесенный на территорию стройматериал для восстановления домов. Ясно, что человек далеко неравнодушен и переживает горе своих подчиненных, как личную беду.
Большинство людей, потерявших кров, расселили по школам, овощехранилищам, баракам, подселили в частные дома, «уплотнили» квартиры.
Каково было жить в «уплотненных» условиях, страшно и вообразить. На человека приходилось от 3,2 до 1,5 кв. м , то есть иным и лечь-то в полный рост места не хватало.
В докладной санэпидемнадзора говорится о большой скученности людей и тяжелейших жилищных условиях в обследованных бараках. Просят обратить внимание на то, что почти во всех семьях есть вши. Для предотвращения возникновения эпидемии срочно нужны санобработка и тонна мыла.
И, тем не менее, жизнь продолжалась, наперекор слепой стихии. Как только сошла вода, был принят целый ряд мер по ликвидации последствий: выделены средства на восстановление дорог, линий электропередач, школ, больниц. Выданы кредиты на индивидуальное строительство, стройматериалы, разрешили порубку поломанного леса. На местах было организованно производства самана, обжиг известняка, добыча бутового камня. В Совнарком РСФР отправилось письмо с просьбой выделить стекло и проволоку. Здание администрации решено было перенести из Старого города в район Соцгорода.
1957
Несмотря на относительную близость во времени паводка 57-го года по сравнению с 1942-м старики вспоминают его более спокойно. Предположительно, уровень воды в 42-м поднимался на 15 метров , в 57-м составлял около 12. Но тогда на помощь горожанам пришла целая армия техники. Амфибии прибыли целым составом и с шумом на скорости врезались в воду. Был организован вывоз не только людей, но и животных на огромных резиновых лодках. Спасением горожан занималась и военная часть.
Из воспоминаний очевидцев:
— Мы прожили в Старом городе всю жизнь. Пережили не одно наводнение, но все равно такого большого паводка в тот год не ждали. По радио передавали прогноз: сначала обещали небольшое наводнение. Мы убрали во дворе все, что могло быть затоплено. Потом сказали, что ожидается уровень повыше: подняли вещи в доме. Пошла вода. Когда мы поняли, что наводнение будет значительно больше, чем обещали, спасать добро было поздно. Взяли, что в лодку уместилось, и поплыли. А дом весь ушел под воду, только труба торчала (дом в районе рынка). Вернулись, когда вода ушла. Дом у нас каркасно-засыпной, глиной обмазан. Вся глина со стен отвалилась: и снаружи, и изнутри. С потолка тряпки, солома, как лианы в джунглях, свисают. Расчистили одну комнату и там вместе с поросятами жили. Комиссия пришла, посмотрела и сказала, что жить можно. Что делать? Мы и жили. Брали с пола обвалившуюся глину, месили и снова на стены лепили. Успеть бы до зимы. Ужасно мучались от сырости и комаров, тьма их в то лето была.
— Дядька наш хозяином был крепким. Вода пришла, он свой дом оставлять без присмотра не захотел. 57-ой не 42-ой. Тогда люди уже и мародерством не брезговали. Сколотил он себе плот, привязал к дому и на плоту все наводнение просидел. Только вода-то выше крыши была. Дом под водой, а он над ним на плоту телепается. А на плот к нему много всякой живности приплыло: собаки, кошки. Не дядька, а прямо дед Мазай.
2000
Из личного архива и по личным впечатлениям:
Вот и дождались мы весны. А вместе с ней пришли весенние хлопоты и заботы. Самой серьезной весенней проблемой в этом году стал паводок. Стихия разыгралась не на шутку. За 13-летние проживание в Старом городе я пережила не одно наводнение, а потому беру на себя смелость судить о его масштабах. Народ, привычный к подобным явлениям, возможность паводка начинает обсуждать задолго до наводнения. Делятся наблюдениями, спорят, слушают сводки. И вдруг, невзирая на прогнозы и видимую безобидность вполне спокойной реки начинают потихоньку перекладывать все, что плохо лежит, повыше, подальше. Инстинкт что ли срабатывает?
И вот большая вода пошла. Тут уже мобилизуются все силы. Живность переселяется на чердаки и крыши, как можно выше переставляются ценные вещи, готовятся плавсредства, заготавливаются продукты и питьевая вода. В это же время начинаются ночные бдения. Во сколько бы ни пришел к вышедшей из берегов реке: в полночь, в два часа ночи или в четыре утра, обязательно встретишь такого же любознательного. Люди ставят ориентиры, делают заметки и зарубки. Все ждут, когда уровень достигнет критической точки и вода хлынет во дворы и дома. Вот паводок и пришел на улицы города. Вода поднимается быстро и неотвратимо, захватывая все новые и новые территории. Еще два часа назад по улице ходили посуху, а теперь и в сапогах не пройти. Несколько домов оказались на островке. Соседи бурно обсуждают начавшееся наводнение, поспешно поднимают то, что осталось еще под угрозой затопления, и не отказывают друг другу в посильной помощи.
Но еще несколько часов и к вечеру островок суши оказывается под водой. Теперь каждый дом оказался в изоляции, сам по себе. Начинается вынужденное затворничество. Вода поднимается всю ночь и каждый житель затопляемой зоны продолжает свои ночные бдения и наблюдения. Сколько времени будет расти уровень воды? Достаточно ли высоко и надежно уложены пожитки? Растет уровень воды, а вместе с ним растут напряжение и тревога. Днем улицы Старого города напоминают Венецию. Народ спустил на воду все имеющиеся в запасе плавсредства. Новоявленные гондольеры курируют во всех направлениях. Послышался плеск весел, раздались голоса, и высовываются головы из окон, высыпает народ на крыши, повисают на заборах. Продолжается бурное обсуждение: делятся последними новостями, делают «сравнительный анализ» с прошлыми паводками и строят собственные прогнозы и предположения. Радио и телевидение дают сводки с опозданием и сообщают лишь о том, что есть на данный момент, и ни слова о том, чего ждать. Так уж у нас заведено: о погоде на завтра вы узнаете послезавтра. На лицах, как ни странно, явно радостное возбуждение, подогретое экстремальностью ситуации и горячительными напитками. Желающих покинуть свои дома очень немного. Люди предпочитают ютиться на чердаках, мерзнуть на крышах, но не оставлять свое имущество без присмотра. И в менее благоприятных условиях для мародерства в Старом городе процветает мелкое воровство: тащат все, что плохо лежит, от старых тазов и лестниц до содержимого погребов, телевизоров, ковров и прочего добра. Что же говорить, когда обстоятельства складываются так удачно для данного контингента. Если нет собственной лодки, всегда можно воспользоваться услугами «гондольеров», но за извоз нужно платить. Если раньше на извозе подрабатывали в основном подростки, то нынче не брезгуют подобным промыслом и взрослые. Время от времени проявляют себя и задействованные в противопаводковых мероприятиях службы. Вот покружил над затопленными районами вертолет. За пять дней принудительного венецианского периода дважды наблюдала лодки со спасателями. Однажды мимо проплыла лодка с милиционерами, меня удивило то обстоятельство, что они были в чинах. Это что? Познавательная экскурсия или разведка боем? Но воевали большей частью два щупленьких молоденьких милиционера со стремниной и с немалым весом своих пассажиров.
Но близится ночь. Иссякает поток лодок, утихают голоса и шум города. На расчистившемся от туч небе высыпали звезды. Над улицами и домами воцарилась тишина. Но тишиной это состояние можно назвать с большой натяжкой: над уснувшим тревожным сном городом стоит мощный, ровный гул разбушевавшейся реки. Вот когда в душу прокрадывается страх и беспокойство. Начинаешь в полной мере чувствовать свою оторванность от мира. На моих глазах дважды во время паводка произошли страшные трагедии. В первый раз загорелся дом. Ближайшие соседи помогли жившим там старикам выбраться из горящего дома через окна, вызвали пожарных. Две подъехавшие пожарные машины оказались без воды. Ну не нонсенс ли? Вокруг воды по пояс, а пожар тушить нечем! В третьей машине нашлась помпа, с ее помощью пожар и тушили. В другой раз умер пожилой, но далеко не старый человек. Скорая помощь не смогла подойти вовремя.
Ночи, пожалуй, самое тяжелое время суток во время наводнения. Именно ночью осознаешь, что остался один на один со стихией. Но приходит долгожданное утро, а вместе с ним облегчение: вот и еще одна ночь пережита благополучно. Опять зазвучали голоса, раздается смех и шутки, слышен плеск весел.
Уйдет большая вода, уйдет возбуждение и тревога, придут другие проблемы. Жители подтопленных домов начнут ревизию своему имуществу, подсчитывать потери и убытки, осматривать нанесенные водой повреждения. А пока вокруг Большая вода и с ней дневные радости и ночные страхи.
Татьяна Северина
ОРСК
Источники
- Статья прислана автором.