№ 273–274 (19897–898) от 24 ноября 2001 года
Акимова Эвридика
Алексей всегда мечтал быть военным. В детстве играл с друзьями в «войнушку», а в юности в армию рвался, хотя болезнь предоставляла реальную возможность «откосить»… Теперь он — инвалид войны. Ночные кошмары, невозможность устройства на работу, хождение по больницам, «выбивание» у государства заработанных денег — вот что представляет собой его жизнь сейчас.
Алексею Шеину было 20 лет, когда его мечта — оказаться в солдатской форме — осуществилась. Парня призвали в армию. Сидя в вагоне, несущемся в город Балтийск Калининградской области, он и не подозревал, что попадет в «горячую» точку. Да тогда он и не знал толком, что это такое.
В Балтийске Алеша пробыл полгода. Когда в августе 1999 года произошла «заварушка», как он сам говорит, в Чечне, по части поползли слухи, будто солдат направят в зону боевых действий, и десантно-штурмовой взвод (в котором находился и Шеин) окажется первым. Официальных подтверждений этому не было, наоборот, подполковник заверил, что ДШВ попадет в Калмыкию. Кто-то поверил, кто-то сделал вид. Калининградские матери, узнав, что солдат хотят бросить в Дагестан, развернули целую кампанию против подобного решения. К КПП было не пробраться сквозь толпу, женщины перекрывали железнодорожные пути, не давая уходить поездам, однажды, говорят, даже автобус перевернули…
Пасмурным ноябрьским утром солдат спешно растолкали по машинам и доставили в местный аэропорт, через несколько часов самолет с 6–7 десятками пассажиров на борту поднялся в воздух. Летели в Калмыкию. Приземлились в Махачкале.
Невозможно описать те чувства, которые испытали ребята, поняв, что их беспардонно обманули. Вспоминали рассказы военных о том, что в «горячие» точки отправляют только тех, кто по собственной воле сделает шаг вперед из строя. Вспоминали эти байки и горько ухмылялись. Требовать объяснений было не от кого. Бывшее командование улетело обратно в Калининград, новое вроде бы было не в курсе обмана.
Часть, в которую солдаты прибыли, оказалась совершенно новой, необходимость ее создания была вызвана вновь начавшейся войной в Чечне. Алексея определили в роту морских пехотинцев. Каждому парню на шею повесили «жетон смертника» — алюминиевую пластинку с личным номером. Ближе к новому году казармы снова начали пустеть, роты одна за другой пропадали из части. Дошел черед и до РМП, которую перед самым праздником перебросили в Аргунское ущелье. Здесь они организовали блокпост. Кругом — только заснеженные горы, да пустые селения. Порой от этого уныния волком выть хотелось. Дни тянулись однообразные: ночью перестрелка, днем — тишина, но привыкнуть солдаты все никак не могли.
Иногда приходили ополченцы, приносили лаваш, молоко. Ребятам была необходима такая поддержка, тем более, что вскоре с трехразового им пришлось перейти на двухразовое питание. Были среди местных жителей такие, кто предлагал еду, ножи, одежду в обмен на огнестрельное оружие. Однако как бы ни было солдатам холодно и голодно, подобные сделки не проходили.
— А есть действительно было практически нечего, — рассказывает Алексей. — Голод заставлял вылавливать бездомных собак и питаться ими. А еще холод стоял ужасный. Тушенку, которую выдавали в качестве сухого пайка, на посту разогревали своим телом, потому что мысли, чтобы закурить, нельзя было допустить, а уж о разведении костра… Зато в палатке, где мы спали, постоянно дымила печка, но от нее больше копоти было, чем тепла. Выпрямившись в полный рост, в ней никак нельзя было находиться — задохнуться нетрудно. Утепленные спальные мешки мы стелили на пол и спали на них прямо в одежде. Разумеется, мыться было негде, и ни о какой гигиене тут говорить неуместно. Одежду мы не снимали месяцами, и от этого на ней всякая живность заводилась.
Навсегда запомнилась Алексею первая зачистка. Среди ночи прозвучал условный сигнал, сообщающий о нападении. Завязалась перестрелка. Утром солдаты обнаружили следы нападающих, но ни одного человека встретить не удалось. Ребята понимали, что неприятель мог прийти только снизу, оттуда, где находились заброшенные кошары, и было принято решение спуститься в селение. Там тоже никого не оказалось, но, по-видимому, боевики ушли совсем недавно. Солдатам в качестве трофеев досталось немного конфет, сахара, нашли даже кастрюли, которых совсем не было на посту. Но наибольшую радость вызвал обнаруженный пятилитровый бидон сгущённого молока, и всю следующую неделю у парней был настоящий праздник.
В феврале на пост поступило сообщение, что к ним направляется вооруженное бандформирование численностью 158 человек. Среди солдат прошла волна паники, ведь их было здесь всего 18. Боевики должны были появиться дня через три-четыре. Разговоры у печки по вечерам велись теперь только об одном: о смерти. Вспоминали своих предшественников, искореженные тела которых сами же ребята в Ботлихе перетаскивали из машины в вертолет. Никому не хотелось стать похожими на них. Постоянное напряжение и ожидание нападения не давали ни есть, ни спать. Если бы не спирт, которого у каждого было по фляжке, а то и по две (его выдавали для поддержания боевого духа)… У каждого на груди под одеждой была спрятана граната на тот случай, если плену солдат предпочтет смерть. Сколько раз у Алексея возникало искушение дернуть за кольцо! Сколько ребят избавились от земных проблем таким образом!
Как сосредоточенно ни ждали врага, его появление оказалось неожиданным. Как-то ночью, дежуря на посту, Шеин услышал перестрелку. Поначалу не мог сообразить: неужели и правда напали?! Парни заняли круговую оборону вокруг палатки, в которой были припрятаны «шмель», «муха», другое оружие. Завязалась жестокая перестрелка, на горе стало светло, как днем, из-за сверкания трассеров. Чтобы избежать взрыва оружия, перед палаткой поставили БТР, Алексей вел огонь изнутри. Вдруг один из снарядов попал в машину, уши заложило, и Шеин потерял сознание. Когда очнулся, бой уже закончился. В палатке были не все его друзья — кого-то потеряли. Алеша видел, что солдаты говорят о чем-то, но услышать ничего не мог. До рассвета они пили разбавленный спирт и плакали, как маленькие дети.
Утром слух вернулся к Шеину. Парней на вертолете переправили вниз для подведения итогов боя, а потом бросили на Карачаево. Здесь должна была состояться еще одна боевая операция. В городе находился отряд одного из полевых командиров, и российское командование приказало взять боевиков в окружение. Пехотинцы должны были наступать с двух сторон, на помощь им обещали артиллерию и ВДВ. Едва только солдаты вошли в город, пустые дома на их пути начали взрываться. Через несколько минут после начала операции Алексей получил осколочное ранение, его оттащили во взорванный БТР и усадили рядом с трупом водителя. Карачаево был взят. Здесь ребята наконец-то смогли устроить себе баню, если только можно назвать баней три стены посреди улицы, которые ни капли не защищают от ветра и снега.
Из-за ранения Алексей попал в госпиталь. Сначала пролежал две недели в Карачаево, но улучшений не было, и его перевезли в Каспийск, потом — в Буйнакск, и наконец — в Ейск. Здесь он не встречался с грубостью медиков, да и местные жители относились по-доброму. Хохлы несли в госпиталь молоко, сало, мед, шерстяные носки, носовые платки. Кое-кто пожертвовал телевизор и магнитофон. К 23 февраля государство в качестве подарка солдатам предоставило каждому возможность пообщаться по телефону с родными в любом городе страны. Алексей дозвонился в Орск.
Оказалось, родители уже давно ищут его. Четыре месяца от сына не было никаких известий. Мать — Валентина Петровна — пыталась получить какую-либо информацию в военкомате, обращалась к радистам с просьбой связаться с частью. Но в военкомате говорили, что войсковой части № 95152 не существует, а радисты не могли установить связь с Калининградом. Случайно она узнала о существовании в городе комитета солдатских матерей. Вот там-то ей помогли и словом, и делом. Валентине Петровне удалось связаться с Каспийском, где находилась часть 95152, но военные командиры о судьбе Алексея давали скупую однообразную информацию — он находится на учениях. До 23 февраля она даже не знала о том, что ее сын участвовал в боевых действиях. Разумеется, мать решила съездить к Алексею. Орский военкомат оплатил дорогу, проживание ей и мужу, так что поездка оказалась возможной в ближайшее время. В телефонном разговоре Алеша сообщил, что находится в больнице, потому что простыл, а у матери чуть сердце не разорвалось от боли, когда врач рассказал, что сын получил ранение и ему чудом удалось избежать ампутации ног. Парню необходимо было общение, потому что психика была подорвана, и приезд родителей оказался бальзамом на его душу. Четыре месяца Шеин провел в реабилитационном центре, прежде чем мать смогла забрать Алексея домой.
Орск поразил солдата своей тишиной и мирной жизнью. Однако оказалось, что здесь инвалид войны никому не нужен, кроме своих родных. Тело и душа его нуждались в дальнейшем лечении. Алексей хотел устроиться на работу, но это оказалось не так-то просто. Парень по-прежнему хочет быть военным, однако вряд ли мечта осуществится — оружие ему уже не доверяют.
Алеша испытывает некоторую гордость оттого, что служил в Чечне, что защищал Родину (именно так) от террористов. Ему нравится ходить в военной форме, «жетон смертника» он не снимает с груди. За боевые заслуги Шеин награжден Георгиевским крестом, но эту награду, свидетельствующую о благодарности государства своему герою, он до сих пор не может получить, как не может добиться заработанных денег и льгот. Не встречает Алеша понимания на «гражданке», солдату обидно, что буквально каждому приходится доказывать заслуженность награды. Хотя нам всем стоило бы относиться к таким, как он, с большей терпимостью, а не клеймить и выдворять за пределы общества.
Комментарий
Шеин Алексей Александрович
Зарекомендовал себя дисциплинированным и исполнительным, требовательным к себе. Обладает хорошими деловыми способностями. По характеру выдержан, тактичен. На замечания реагирует правильно. Физически развит хорошо. В быту опрятен.
(Из характеристики командования).